Искитимская газета, 5 мая 1994г.
05-09-2018
Литературная страничка.
Наконец-то читателям «Искитимской газеты» предоставилась возможность встретиться с настоящими образцами современной молодежной поэзии, встретиться с картинками миросозерцания, автором которых является сегодняшний гость поэтической рубрики Дмитрий Корнеев.
Наконец-то читателям «Искитимской газеты» предоставилась возможность встретиться с настоящими образцами современной молодежной поэзии, встретиться с картинками миросозерцания, автором которых является сегодняшний гость поэтической рубрики Дмитрий Корнеев.
Сам автор не считает свои опусы стихотворениями, рассматривая их как тексты песен, причем песен разного жанра от туристических гимнов до рока.
Сегодня на суд читателя мы представляем произведения Дмитрия Корнеева из серии его «текстов к бардовским песням». Удивительно, но при прочтении в качестве стихотворений песенные тексты Дмитрия, за отсутствием музыкального сопровождения, практически не теряют своего художественного великолепия, читаясь как законченные талантливые поэтические миниатюры.
За последние пять лет активной творческой деятельности Дмитрием Корнеевым было записано четыре магнитоальбома оформленные в различных музыкальных направлениях.
Это «Дырки»—1990 г. (акустика, студия ДК «Россия»), «Мечтать не вредно»—1991 г. (электричество, центр К. В. Маленкова,) «Подлые законы»—1993 г. (акустика, стадия «К. Дет-Рекордс»). Возможно как с исполнителем песен познакомиться с Дмитрием многим искитимцам еще только предстоит. Ну, а сегодня мы даем читателям возможность оценить стихотворные тексты молодого искитимского поэта. Итак — Дмитрий Корнеев*, знакомьтесь.
И.ПОСОШКОВ**
* Д.Корнеев — псевдоним Дмитрия Кривякина, в период творчества проекта "Закон Подлости".
** И.Посошков — Игорь Рябчиков, искитимский поэт, журналист "Искитимской газеты".
ХУДОЖНИК
Один художник в мохеровом свитере
Очень долго писал мой портрет.
Он кистью водил по палитре
Подбирая оттенки и цвет.
Он мне говорил: «Повернитесь,
Всем корпусом, чуть-чуть правей,
Замрите и не шевелитесь,
Расслабьте изгибы бровей!
Ради Бога, не моргайте глазами
Я уверен, это будет шедевр.
Ваш портрет в позолоченной раме
Украсит любой интерьер!».
Я так устал сидеть в нелепой позе
Хотелось выйти пробежаться по земле,
А художник, затянувшись папиросой
Все водил рукой по бороде.
Среди холстов, накрытых простынями,
В прокуренной и тесной мастерской,
Ван Гог рыдал горючими слезами
И Микельанджело глядел на нас с тоской.
А к вечеру, когда уже смеркалось
Когда я думал, нет ни края, ни конца,
Художник произнес: «Осталось малость,
Чуть-чуть подправлю вам сейчас овал лица!»
Один художник в мохеровом свитере
Очень долго писал мой портрет.
Он кистью водил по палитре
Подбирая оттенки и цвет.
Он мне говорил: «Повернитесь,
Всем корпусом, чуть-чуть правей,
Замрите и не шевелитесь,
Расслабьте изгибы бровей!
Ради Бога, не моргайте глазами
Я уверен, это будет шедевр.
Ваш портрет в позолоченной раме
Украсит любой интерьер!».
Я так устал сидеть в нелепой позе
Хотелось выйти пробежаться по земле,
А художник, затянувшись папиросой
Все водил рукой по бороде.
Среди холстов, накрытых простынями,
В прокуренной и тесной мастерской,
Ван Гог рыдал горючими слезами
И Микельанджело глядел на нас с тоской.
А к вечеру, когда уже смеркалось
Когда я думал, нет ни края, ни конца,
Художник произнес: «Осталось малость,
Чуть-чуть подправлю вам сейчас овал лица!»
И он творил, и он работал снова,
А я сидел — я думал о былом,
Я не расслышал, как сказал он вдруг: «Готово».
И повернул мольберт ко мне лицом...
Квадраты, треугольники, ромашки,
Кружочки, линии да крестики в углу...
Он был уверен, что меня возьмет кондрашка
И я не скоро встану, если упаду.
Подобного не видывал я сроду,
А он стоял потупив скромно взор
Ни рот, ни уши, ни глаза, ни подбородок,
Я не нашел, хотя смотрел в упор.
И я сдержался, я сказал: «Оригинально».
Забрал портрет, пытался деньги заплатить.
Художник мне ответил машинально:
«Искусство — не продать и не купить».
Немногое, увы, хранит нам память —
«Но все прекрасное видать издалека».
И на стене, в позолоченной раме,
Висит портрет мой сотворенный на века.
А я сидел — я думал о былом,
Я не расслышал, как сказал он вдруг: «Готово».
И повернул мольберт ко мне лицом...
Квадраты, треугольники, ромашки,
Кружочки, линии да крестики в углу...
Он был уверен, что меня возьмет кондрашка
И я не скоро встану, если упаду.
Подобного не видывал я сроду,
А он стоял потупив скромно взор
Ни рот, ни уши, ни глаза, ни подбородок,
Я не нашел, хотя смотрел в упор.
И я сдержался, я сказал: «Оригинально».
Забрал портрет, пытался деньги заплатить.
Художник мне ответил машинально:
«Искусство — не продать и не купить».
Немногое, увы, хранит нам память —
«Но все прекрасное видать издалека».
И на стене, в позолоченной раме,
Висит портрет мой сотворенный на века.
ХРИСТОС ВОСКРЕС!
Пройдет февраль и март промчится
Апрель капелью зазвенит
Из выси в высь закружат птицы
Взметнется солнышко в зенит.
Весна наступит словно чудо
Чудесней в мйре нет чудес
И сгинет прочь зима-Иуда
Христос Воскрес, Христос Воскрес!
Заплачут черные сугробы
И светлой явью станут сны
Исчезнут ненависть и злоба
В великом празднике Весны.
Пройдут ангина и простуда
Огнем зеленым вспыхнет лес
И сгинет прочь зима-Иуда
Христос воистину воскрес!
Вздохну я воздух полной грудью
И опьянею как с вина
И пусть с тобою нас рассудит
Лишь только матушка-Весна.
Порой мне было очень худо,
Но я не лил потоки слез
Я знал пройдет зима-Иуда
И к нам придет Иисус Христос!
Пройдет февраль и март промчится
Апрель капелью зазвенит
Из выси в высь закружат птицы
Взметнется солнышко в зенит.
Весна наступит словно чудо
Чудесней в мйре нет чудес
И сгинет прочь зима-Иуда
Христос Воскрес, Христос Воскрес!
Заплачут черные сугробы
И светлой явью станут сны
Исчезнут ненависть и злоба
В великом празднике Весны.
Пройдут ангина и простуда
Огнем зеленым вспыхнет лес
И сгинет прочь зима-Иуда
Христос воистину воскрес!
Вздохну я воздух полной грудью
И опьянею как с вина
И пусть с тобою нас рассудит
Лишь только матушка-Весна.
Порой мне было очень худо,
Но я не лил потоки слез
Я знал пройдет зима-Иуда
И к нам придет Иисус Христос!
ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТА
Я — не поэт. Какой с меня поэт?
Десятка два рифмованных сомнений,
Вот это все, что я ,за двадцать лет,
Сумел произвести на белый свет,
Сумел начиркать в Книге откровений.
Мои стихи — кому они нужны?
Несчастный плод измученных бессонниц,
Они, как дети, чисты и нежны
Они, как дети, в муках рождены.
Они, как дети, умирают не опомнясь.
Я — не художник. Если б я владел
Талантом превращать мгновенье в вечность!
Я бы давно в потоке будних дел
Тебя придумал, вспомнил, разглядел,
И написал бы, да Такою безупречной!
Чтобы с холста ты сделала вдруг шаг,
Чтоб протянула руки и сказала!...
...Но нет, не так, опять здесь все не так,
Завален старыми картинами чердак,
И смысла нет, все начинать сначала...
Я — не певец. Не тенор и не бас.
Прокуренный мой голос так гнусавит,
Что самому мне хочется подчас,
После двух-трех, пропетых мною фраз,
Одеть пальто и все, как есть, оставить.
Я — не поэт. Какой с меня поэт?
Десятка два рифмованных сомнений,
Вот это все, что я ,за двадцать лет,
Сумел произвести на белый свет,
Сумел начиркать в Книге откровений.
Мои стихи — кому они нужны?
Несчастный плод измученных бессонниц,
Они, как дети, чисты и нежны
Они, как дети, в муках рождены.
Они, как дети, умирают не опомнясь.
Я — не художник. Если б я владел
Талантом превращать мгновенье в вечность!
Я бы давно в потоке будних дел
Тебя придумал, вспомнил, разглядел,
И написал бы, да Такою безупречной!
Чтобы с холста ты сделала вдруг шаг,
Чтоб протянула руки и сказала!...
...Но нет, не так, опять здесь все не так,
Завален старыми картинами чердак,
И смысла нет, все начинать сначала...
Я — не певец. Не тенор и не бас.
Прокуренный мой голос так гнусавит,
Что самому мне хочется подчас,
После двух-трех, пропетых мною фраз,
Одеть пальто и все, как есть, оставить.
И к сожалению, я — не музыкант
В моем фоно, давно прижились мыши
И, может быть, когда-то был талант,
Но в фейерверке гаснущих гирлянд
Его .дыханье я и не расслышал.
Я — не писатель, я — не публицист
Мои романы не пылят на ваших полках.
Я оставляю недописанный мой лист
И образ твой, невинен и так чист!
Перед глазами вновь встает надолго...
И смутное рождение любви
Опять витает в воздухе надежды,
Но кто-то говорит мне: «Разорви,
Все это бред, в расслабленной крови».
И мир становится таким же как и прежде.
Так, кто я все же? Дьявол или Бог.
Так кто я? Вечность или же мгновенье...
Зачем тогда приходит на порог
В тот миг, когда осветится восток,
Та странница, чье имя Вдохновенье...
В моем фоно, давно прижились мыши
И, может быть, когда-то был талант,
Но в фейерверке гаснущих гирлянд
Его .дыханье я и не расслышал.
Я — не писатель, я — не публицист
Мои романы не пылят на ваших полках.
Я оставляю недописанный мой лист
И образ твой, невинен и так чист!
Перед глазами вновь встает надолго...
И смутное рождение любви
Опять витает в воздухе надежды,
Но кто-то говорит мне: «Разорви,
Все это бред, в расслабленной крови».
И мир становится таким же как и прежде.
Так, кто я все же? Дьявол или Бог.
Так кто я? Вечность или же мгновенье...
Зачем тогда приходит на порог
В тот миг, когда осветится восток,
Та странница, чье имя Вдохновенье...
Дмитрий Кривякин - Откровение
ВЕСЕННЕЕ ТЕПЛО
Весь день с утра шел белый-белый снег
Скрывая все земные недостатки,
На вкус он был немного горько-сладким,
Он быстро таял на моих перчатках,
Но на земле готов лежать был век.
Зима пришла внезапно, как всегда,
Накрыв весь мир холодным одеялом.
Осталось дело только лишь за малым —
Сковать ручей, не знающий начала,
И уносящий воды в никуда.
Но ручеек, петляя меж холмов
Весь мир заполнил сладозвучным пеньем.
Звеня и разбиваясь о каменья
Он не пытался отыскать спасенья
А пел о том, что до сих пор жива любовь!
И я стоял, и верил я в одно
Весна наступит хотя бы от того лишь,
Что тот ручей уже незаневолишь,
Не повернешь, и льдом его не скроешь
И он несет весеннее тепло!
Весь день с утра шел белый-белый снег
Скрывая все земные недостатки,
На вкус он был немного горько-сладким,
Он быстро таял на моих перчатках,
Но на земле готов лежать был век.
Зима пришла внезапно, как всегда,
Накрыв весь мир холодным одеялом.
Осталось дело только лишь за малым —
Сковать ручей, не знающий начала,
И уносящий воды в никуда.
Но ручеек, петляя меж холмов
Весь мир заполнил сладозвучным пеньем.
Звеня и разбиваясь о каменья
Он не пытался отыскать спасенья
А пел о том, что до сих пор жива любовь!
И я стоял, и верил я в одно
Весна наступит хотя бы от того лишь,
Что тот ручей уже незаневолишь,
Не повернешь, и льдом его не скроешь
И он несет весеннее тепло!
Дмитрий Кривякин - Весеннее Вино
НАЧАЛЬНИК БУДУЩЕГО СНА
Когда слипаются глаза
Когда слова все на исходе
Тогда из сердца вдруг выходит
Начальник будущего сна.
Он кулаком стучится в дверь
Он очень грозно объявляет
Что жить так больше не желает,
Ведь он — начальник здесь, теперь!
«Второй час ночи — надо спать,
Давай кончай марать бумагу.
Нашелся Пушкин — ты, коряга», —
— Он начинает обзывать.
«Зачем ты пишешь, ты ведь ноль,
Кому нужны твои старанья?
Все излиянья, все мечтанья —
В корзину выкинуть изволь!».
Я говорю ему: «Постой,
Дай дописать, еще две строчки,
Сейчас, сейчас поставлю точку,
И буду спать в тиши ночной».
А он себе под нос ворчит,
И новый сон готов к показу.
«Ты этот сон, еще ни разу,
Не видел» — он мне. говорит.
Все медленнее бьется пульс
Я засыпаю, все исчезает,
А он начальник, вновь читает,
Мои стихи, все наизусть.
Когда слипаются глаза
Когда слова все на исходе
Тогда из сердца вдруг выходит
Начальник будущего сна.
Он кулаком стучится в дверь
Он очень грозно объявляет
Что жить так больше не желает,
Ведь он — начальник здесь, теперь!
«Второй час ночи — надо спать,
Давай кончай марать бумагу.
Нашелся Пушкин — ты, коряга», —
— Он начинает обзывать.
«Зачем ты пишешь, ты ведь ноль,
Кому нужны твои старанья?
Все излиянья, все мечтанья —
В корзину выкинуть изволь!».
Я говорю ему: «Постой,
Дай дописать, еще две строчки,
Сейчас, сейчас поставлю точку,
И буду спать в тиши ночной».
А он себе под нос ворчит,
И новый сон готов к показу.
«Ты этот сон, еще ни разу,
Не видел» — он мне. говорит.
Все медленнее бьется пульс
Я засыпаю, все исчезает,
А он начальник, вновь читает,
Мои стихи, все наизусть.